В доме Бирюковых заполночь горел свет. Хлопотавшая на кухне Полина Владимировна, как всегда, не то удивленно, не то обрадованно всплеснула руками:
— Антоша, сынок! Вот не ведала — не гадала. Слышу, мотор под окнами фыркнул. Подумала, наконец-то отец с полей вернулся, а тут ты заходишь. Надолго ли заглянул?
— На одну ночь, — поцеловав мать, ответил Антон. — По работе приехал.
— Наверно, с пасечником серебровским разбираться?
— С ним.
— Ох, сынок, какое несчастье ужасное стряслось… — Полина Владимировна суетливо стала доставать из буфета посуду. — Сейчас ужин соберу, отец вот-вот должен подъехать. Да ты снимай пиджак, умывайся с дороги…
Повесив на вешалку фуражку и пиджак, Антон снял галстук. Расстегнул ворот рубахи, быстренько умылся и, присев к столу, спросил:
— Дед Матвей спит?
— В поле с отцом на машине утянулся. Ворчит, мол, надоело телевизор смотреть, вези, Игнат, по полям — хочу своими глазами увидеть, чего там ныне делается.
— Все здоровы?
— Слава богу. С прошлой недели у отца в плече осколок заныл, так у него с самой войны к непогоде плечо ноет.
— Значит, ненастье ожидается?
— Позавчера, говорят, над райцентром весь вечер гроза бушевала, а у нас ни дождинки не выпало. — Полина Владимировна тревожно посмотрела на сына: — Видать, запутанное убийство, если тебя из Новосибирска прислали с ним разбираться?
— Я, мам, теперь в районе буду работать начальником отделения уголовного розыска.
— Зачем, сынок, тебе это начальствование? В петлю ведь голову суешь.
— Ну, какая ж тут петля?
— А вот такая… Уголовники не пышки в карманах таскают — револьверы да ножики. Устроился бы ты лучше адвокатом.
Антон улыбнулся:
— Если все юристы перейдут в адвокаты, кто же ловить преступников станет?
— Кому нравится, тот пусть и ловит.
— Вот этим я и занимаюсь.
— Так ведь риск-то какой, Антоша…
— Волков бояться — в лес не ходить.
— Тревожусь я за тебя.
— Не тревожься, мам. Не так черт страшен, как его малюют.
— Это тебя еще жареный петух не клевал…
Осветив окна фарами, у дома остановился «газик». Лязгнули дверцы, и послышался громкий голос деда Матвея:
— Не доказывай мне, Игнат, что попало! Поповщина — земля пшеничная, а за Винокуровским наделом пшеница никогда не родилась. Там же хвощ сплошной, закисленная почва. Вот рожь в нынешнем году ты на том клину собрал бы.
— На удобрения с агрономом понадеялись.
— Чо, паря, твои удобрения? Химия есть химия! Отравили землицу — и только!
— Ну, батя, не перегибай.
— Скажи, недогибаю! За тем же Винокуровским наделом, помнишь, сколько тетеревов раньше водилось? Осенью березки от них чернели! А теперь?.. Напылили химией так, что сороки дохнут. В природе, Игнат, все с умом построено…
— Вот с умом и надо улучшать.
— Если б он у каждого ум тот был!..
Полина Владимировна улыбнулась Антону:
— Опять просчет обнаружил наш дед Матвей. Бушует!
Дверь отворилась. Держа под мышкой огромный арбуз, в кухню вошел Игнат Матвеевич Бирюков, За ним, задиристо выставив белую бороду и сердито пристукивая дубовым батогом, сутуло ступал высоченный дед Матвей.
Антон обнял отца, затем — деда. Засмеявшись, спросил:
— Воюешь с молодежью, дед?
— А чо на них смотреть, едри-е-корень! Помешались люди на химии, отравляют землю и живность.
— Здоровье как?
— Лучше, чем у пионера! — дед Матвей подмигнул, — Повышенное обязательство взял: дожить до сотни лет.
— Сдержишь слово?
— Бирюковы никогда болтунами не были.
— Умывайтесь, полуночники, ужинать станем, — пригласила Полина Владимировна и посмотрела на мужа: — Арбуз-то откуда? В райцентр заезжали?
— Это в Серебровку завезли. Завтра нам обещают, — ответил Игнат Матвеевич.
За ужином шел обычный разговор. Дед Матвей не терпел бесхозяйственности и, обнаружив таковую, сурово отчитывал провинившихся. Вот и сейчас не скоро он отвел душу, но уж отведя и допив чай, сразу удалился на покой. Полина Владимировна собрала посуду. Антон с отцом остались наедине.
— Ну, что там, на пасеке? — сразу спросил Игнат Матвеевич. — Кротов сказал: ты по этому делу приехал.
— Пока — загадка, — ответил Антон.
— Не скрывай; на кого след наводит?
— Честно говорю, скрывать нечего.
— Неужели убийца все следы замел?
— Следов много, но их расшифровать надо. Пока все шишки валятся на цыган, однако, насколько я успел сориентироваться, не в цыганах дело. Старых дружков Репьева надо искать. Знаешь откуда Репьев к вам приехал?
— Знаю. Но старые дружки, как мне известно, к нему не наведывались.
— Так они тебе и представятся! Пасека — на отшибе. Кто там у Репьева бывал, сам бог не знает. Кстати, Репьев о своем прошлом не рассказывал?
— Толковали мы с ним на эту тему. Наказание он отбывал с Захаром Екашевым, который в одном классе с тобою учился. Освободились из колонии вместе. Захар сговорил Репьева заехать в Серебровку. Тому приглянулись наши места, решил остаться в колхозе.
— А за что в колонии оказался?
— Ребенка украл. История такая… Умерла молодая женщина, а зять с тещей не поделили годовалого мальчика. Жили они в разных городах. И вот эта самая теща за две с половиной тысячи уговорила Репьева выкрасть внука. А чтобы сразу не навести следствие на нее, условились, что Репьев с полгода подержит мальчика у своих родителей, выдав его за своего внебрачного сына. После этого старуха обещала заплатить еще две тысячи, а сама на пятый месяц отдала богу душу. Оказавшись в пиковом положении, Репьев надумал сорвать деньги за украденного ребенка с папаши. На этом «бизнесе» и попался.