При загадочных обстоятельствах - Страница 28

— Так.

— Здесь вот бабка Екашиха с пустыми ведрами хотела мне дорогу перейти. Сигналом пугнул — она аж креститься начала.

Дальше, до конца деревни, Тропынин молчал. Девушки исподтишка попеременно смотрели то на него, то на Бирюкова, делающего пометки в блокноте. Выскочив из Серебровки на проселочную дорогу, самосвал запылил мимо березовых колков, Антон посмотрел на показания счетчика километража и перевел взгляд на спидометр — стрелка словно прикипела к цифре «60». Отмахав от околицы ровно километр, Тропынин, будто вспомнив свою обязанность, заговорил:

— А вот на этом месте догнал самого Екашева. С двумя корзинами за грибами топал. Тормознул, кричу: «Залазь, дядька Степан, в кабину рядом с Андреем! До пасеки подброшу, там грибное место!» Он рукой махнул — катись, дескать. Я опять газанул на всю железку… — Помолчал не дольше полминуты и показал на приближающийся колочек. — Вот тут какой-то заезжий грибник пасся.

— Почему «заезжий»? — спросил Антон.

— В этом колке никогда грибы не растут, местные грибники сюда не ходят.

— Как этот грибник выглядел?

— Здоровый бугай, в зеленом брезентовом дождевике.

— Дождь, что ли, был?

— Здесь — нет, а в райцентре накануне вечером хлестал — света белого не видно. Видать, этот мужик в прошлый день из райцентра сюда по грибочки заявился.

— Лицо его не разглядел?

— Не-а. На четвереньках он елозил. Только разок на самосвал зыркнул и в колок побрел.

Бирюков попросил Тропынина остановиться. Вместе с ним и девушками вылез из кабины, подошел к опушке колка. Никаких грибов, следов — тоже. Располагался колок на взгорке. С его противоположного конца просматривалась, как на ладони, бывшая стоянка табора. Чуть подальше пестрели разноцветные ульи серебровской пасеки. За пасекой, мимо других колков, тянулся старый тракт, сворачивающий на шоссе против разъезда Таежный. Само шоссе, уходя влево, взбегало на небольшой подъемчик и ныряло в низину к Крутихе. За Крутихой начинался длинный подъем, с перевала которого, как знал Антон, уже виднелась окраина райцентра с высоким элеватором вдали.

На отдельном листке Бирюков быстро набросал план местности. Показав его Тропынину, спросил:

— Так, Сергей Павлович?..

— У вас зоркий глаз, товарищ капитан! — воскликнул Тропынин,

— Вот это и подтвердим своими подписями, — с улыбкой сказал Антон.

— А потом?..

— Поедем дальше.

Когда самосвал обогнул колок, Тропынин свернул к пасеке. Притормаживая, показал место, где высадил Барабанова. Спросил:

— Дальше куда, товарищ капитан?

— Точно той дорогой, как тогда ехал.

— Значит, на Поповщину. Загрузиться зерном можно?

— Конечно. Делай все так, как тогда.

— Ясненько!

Вскоре впереди зажелтело широкое пшеничное поле, по которому уступом, друг за дружкой, медленно двигались комбайны. Было их около десятка. Над передним горделиво трепыхался красный флажок возглавляющего группу.

Развернувшись на стерне, Тропынин притормозил. Придерживая правой ногой педаль газа и не выпуская руль, он вылез из кабины на подножку в полный рост и ловко пристроил машину к переднему комбайну. Подставив кузов под брезентовый рукав и уровняв ход самосвала с ходом комбайна, закричал:

— Петро-о-ович!.. Шуруй!..

Пожилой комбайнер, блеснув на солнце стеклами пылезащитных очков, остановил комбайн, и тотчас из брезентового рукава в кузов хлынул поток зерна.

Загрузившись, Тропынин глянул на Бирюкова:

— Опять, товарищ капитан, ехать, как тогда?

— Опять.

— В тот день на краю поля пшеницу убирали.

— Вот туда и заедем.

Самосвал, урча, покатил по мягкой стерне влево от комбайнов. Обогнув попавшийся на пути березничек, развернулся по часовой стрелке и, всхрапнув, вырвался с облегчением на старый тракт. Через несколько минут слева мелькнуло место цыганской стоянки. Впереди показалась пасека, отгороженная от тракта реденьким березовым колком. Подъезжая к нему, Тропынин нажал ладонью на сигнал, а поравнявшись, затормозил. Глядя па часы, сказал:

— Все в точности повторяю.

Еще раз продолжительно посигналил. Выждал по часам ровно минуту, скрежетнул рычагом скорости и пустил самосвал по тракту дальше.

— Никого здесь не видел? — спросил Антон.

— Перед пасекой тетерка почти из-под колес вылетела и нисколько рябчиков через дорогу фыркнули. А после пасеки, как в пустыне…

— До самого шоссе?

— Ну. Я даже подумал: «Что так пусто на дороге?» Обычно, когда по старому тракту мчишься, всякая живность из травы по сторонам разлетается.

Припоминая вычерченную следователем Лимакиным схему места происшествия, Бирюков про себя отметил, что после пасеки Тропынин ехал по следу недавно промчавшейся цыганской подводы. Потому и опустел перед ним затянутый травою старый тракт.

— Сергей Павлович, когда с Барабановым проезжал мимо цыганского табора, лошадь их там не видел?

— Запряженная стояла монголка.

— А когда с зерном от комбайнов на тракт выехал?..

— Палатки слева виднелись, а лошадь… Нет, лошади тогда уже не было.

«Все сходится», — подумал Бирюков и, увидев приближающийся березовый колок, в котором, по рассказу Славы Голубева, следственно-оперативная группа обнаружила труп Барабанова, попросил Тропынина остановиться.

Осенняя грусть подчеркивалась необычайной тишиной. Казалось, все живое в колке спряталось, и природа умиротворенно ждет того часа, когда ее укроет снег.

Войдя в березняк, метрах в десяти от опушки, Антон быстро отыскал кучу хвороста. Рассматривая оставленные оперативниками следы, задумчиво постоял и вернулся к машине.